Митрополит Иоанн (Снычев) о Иоанне Грозном (глава из книги Самодержавие Духа)
ИОАНН ГРОЗНЫЙ Митрополит Иоанн (Снычев)"Яко царь уповает па Господа, и милостию Вышнею не подвижится..." (глава из книги Самодержавие Духа)
НЕМЫ ДА БУДУТ УСТНЫ ЛЬСТИВЫЯ ГЛАГОЛЮЩИЯ НА ПРАВЕДНОГО БЕЗЗАКОНИЕ... ИСТОРИОГРАФИЯ ЭПОХИ: ЛОЖЬ И ПРАВДА
(Вся статья в прикрепленном файле)
И СВЕТ ВО ТЬМЕ СВЕТИТ, и тьма не объяла его" (Ин. 1:5). Это евангельское изречение, пожалуй, точнее всего передает суть многовекового спора, который ведется вокруг событий царствования Иоанна Грозного. С "легкой" руки Карамзина стало считаться признаком хорошего тона обильно мазать эту эпоху черной краской. Даже самые консервативные историки-монархисты считали своим долгом отдать дань русофобской риторике, говоря о "дикости", "свирепости", "невежестве", "терроре" как о само собой разумеющихся чертах эпохи. И все же правда рвалась наружу. Свет беспристрастности время от времени вспыхивал на страницах исследований среди тьмы предвзятости, разрушая устоявшиеся антирусские и антиправославные стереотипы.
"Наша литература об Иване Грозном представляет иногда удивительные курьезы. Солидные историки, отличающиеся в других случаях чрезвычайной осмотрительностью, на этом пункте делают решительные выводы, не только не справляясь с фактами, им самим хорошо известными, а... даже прямо вопреки им: умные, богатые знанием и опытом люди вступают в открытое противоречие с самыми элементарными показаниями здравого смысла; люди, привыкшие обращаться с историческими документами, видят в памятниках то, чего там днем с огнем найти нельзя, и отрицают то, что явственно прописано черными буквами по белому полю".
Этот отзыв принадлежит Николаю Константиновичу Михайловскому - русскому социологу, публицисту и литературному критику второй половины прошлого века. Он был одним из редакторов "Отечественных записок", затем "Русского богатства". По убеждению - народник, близкий в конце 70-х годов к террористической "Народной воле", Михайловский не имел никаких оснований симпатизировать русскому самодержавию, и все же...
Воистину - неисповедимы пути Господни! Некогда, отвечая на упреки иудеев, возмущенных тем, что народ славит Его, Господь ответил: "Аще сии умолчат, камение возопиет" (Лк.19:40). "Сии" - русские дореволюционные историки, православные лишь "по паспорту", забывшие истины веры, утратившие церковное мироощущение, отрекшиеся от соучастия в служении русского народа - "умолчали". И тогда, по слову Господа, "возопили камни".
ВРЯД ЛИ МОЖНО до конца понять течение русской истории, не разгадав личности Грозного царя. Историки давно сошлись на том, что он был самым даровитым и образованным человеком своего времени. "Муж чудного рассуждения, в науке книжного почитания доволен и многоречив", - характеризует Грозного один из современников. "Несмотря на все умозрительные изъяснения, характер Иоанна... есть для ума загадка", - сетует Карамзин, готовый "усомниться в истине самых достоверных о нем известий"... Ключевский пишет о царе: "От природы он получил ум бойкий и гибкий, вдумчивый и немного насмешливый, настоящий великорусский московский ум".
Характеристики можно множить, они будут совпадать или противоречить друг другу, вызывая одно неизменное чувство неудовлетворения, недосказанности, неясности. Высокий дух и "воцерковленное" мироощущение царя оказались не по зубам осуетившимся историкам, плотной завесой тайны окутав внутреннюю жизнь Иоанна IV от нескромных и предвзятых взглядов.
Духовная проказа рационализма, лишая веры, лишает и способности понимать тех, для кого вера есть жизнь. "Еще ли окаменено сердце ваше имате? Очи имуще - не видите, и уши имущи - не слышите" (Мрк. 8:17-18), - обличал Господь маловеров. Окаменевшие неверием сердца повлекли за собой слепоту духовную, лишив историков возможности увидеть сквозь туман наветов и клевет настоящего Иоанна, услышать его искренний, полный горячей веры голос.
Как бы предчувствуя это, сетовал Грозный царь, стеная от тягот и искушений своего служения: "Тело изнемогло, болезнует дух, раны душевные и телесные умножились, и нет врача, который бы исцелил меня. Ждал я, кто бы поскорбел со мной, и не явилось никого; утешающих я не нашел - заплатили мне злом за добро, ненавистью - за любовь".
Мягкий и незлобивый по природе, царь страдал и мучился, вынужденный применять суровые меры. В этом он удивительно напоминает своего венценосного предка - святого благоверного князя Владимира равноапостольного, отказавшегося было карать преступников, боясь погрешить против христианского милосердия. "Боюсь греха!" - эти слова святого Владимира как нельзя лучше применимы и к Грозному царю. Несмотря на многочисленные свидетельства растущей измены, он из года в год откладывал наказание виновных. Прощал измены себе, пока было возможно. Но считал, что не имеет права простить измены делу Божию, строению Святой Руси, ибо мыслил обязанности Помазанника Божия как блюстителя верности народа своему промыслительному предназначению.
Когда в 1565 году в Александровской слободе царь принял решение силой выжечь крамолу в России, это решение далось ему страшным напряжением воли. Вот портрет царя, каким его знали до этого знаменательного дня: Иоанн был "велик ростом, строен, имел высокие плечи, крепкие мышцы, широкую грудь, прекрасные волосы, длинный ус, нос римский, глаза небольшие; серые, но светлые, проницательные, исполненные огня, и лицо приятное" (9).
Когда же царь вернулся в Москву и, созвав духовенство, бояр, знатнейших чиновников, вышел к ним объявить об опричнине, многие не узнали его. Иоанн постарел, осунулся, казался утомленным, даже больным. Веселый прежде взор угас, густая когда-то шевелюра и борода поредели. Царь знал, что ему предстоит, какую ответственность он берет на себя и сколько сил потребуется от него.
Да, Иоанн Грозный карал. По подсчетам "советского" историка Р. Г. Скрынникова, жертвами "царского террора" стали три-четыре тысячи человек (10). С момента учреждения опричнины до смерти царя прошло тридцать лет. 100 казней в год, учитывая уголовных преступников. Судите сами, много это или мало. Притом, что периодическое возникновение "широко разветвленных заговоров" не отрицает ни один уважающий себя историк. Чего стоит хотя бы политическая интрига, во главе которой стоял боярин Федоров. Заговорщики предполагали во время Ливонского похода 1568 года окружить царские опричные полки, перебить их, а Грозного выдать польскому королю. Но царь, сколько мог, щадил...
Вот один из примеров. Московские казни 1570 года описаны современником событий Альбертом Шлихтингом, иностранцем. Не имея никаких причин преуменьшить масштаб (скорее наоборот), Шлихтинг рассказывает, что из трехсот выведенных на казнь были казнены лишь сто шестнадцать человек, а остальные - помилованы и отпущены. В летописи того времени названо примерно такое же количество казненных - сто двадцать человек. А в "Повести об Иване Грозном и купце Харитоне Белоулине", дошедшей до нас в списке конца XVI века, и вовсе говорится, что казнено было всего семеро, после чего "вестник прииде от царя, повеле всех пойманных отпустить".
При этом надо учитывать, что казни были результатом расследования по "новгородскому" и "псковскому" делу о попытках отложиться от московского царя и уйти в подданство иноверному государю. Перечни казненных за счет казны рассылались для включения в синодики (поминальные списки) по российским монастырям. Царь не желал казненным зла, прося у Церкви святых молитв об упокоении мятежных душ изменников и предателей...
Подвижнический характер имела вся личная жизнь царя. Это ярче всего проявлялось в распорядке Александровской слободы. Шумную и суетную Москву царь не любил, наезжая туда "не на великое время". В Александровской слободе он все устроил так, как хотел, вырвавшись из церемонного и чинного порядка государевой жизни с его обязательным сложным этикетом и неизбежным лицемерием. Слобода, собственно, была монастырем в миру. Несколько сотен ближайших царских опричников составляли его братию, а себя Иоанн называл "игуменом всея Руси". (Царь не раз хотел постричься, и последний раз, после смерти сына в 1581 году, лишь единодушная мольба приближенных предотвратила осуществление этого намерения).
Опричная "братия" носила монашеские скуфейки и черные подрясники. Жизнь в слободе, как в монастыре, регулировалась общежительным уставом, написанным лично царем. Иоанн сам звонил к заутрене, в церкви пел на клиросе, а после обедни, во время братской трапезы, по древней иноческой традиции читал для назидания жития святых и святоотеческие поучения о посте, молитве и воздержании.
По благочестию в личной жизни с Грозным царем может сравниться, пожалуй, лишь царь Тишайший - Алексей Михайлович, проводивший в храме по пять часов в день и клавший ежедневно от тысячи до полуторы тысячи земных поклонов с молитвой Иисусовой.
Прикрепленный файл | Размер |
---|---|
Иоанн ГРОЗНЫЙ. Митрополит Иоанн.doc | 211.5 кб |
Иоанн Снычев о Иоане Грозном.pdf | 304.84 кб |
ioann1.jpg | 15.57 кб |